В 1908 году по Петербургу молниеносно пролетели слухи о том, что антрепренер В.А.Казанский задумал открыть новый театр, где предполагается постановка одноактных пьес и просмотр кинематографических работ. Это — его третий театр, до него были основаны в Ново-Васильевском «Модерн» и «Невский фарс». В его театре «Модерн» развлекают столичную публику инновациями электрофотографических технологий. В «Фарсе» актеры смешат публику. А вот в Литейном будут шокировать и пугать. И это совсем не шутка ироничного рецензента. Да, именно пугать, постановки вполне серьезны, актеры разыгрывают самые шокирующие представления и лицам со слабой нервной системой посещать спектакли не рекомендуется. Ужасов режиссером театра готовилось сверх всякого ожидания. Тут и обливание лица кислотой, убийства, и жестокое изнасилование, и гильотинирование.
Премьерная пьеса была поставлена по мотивам одноименного творения Э.По «Лекции в Сальпетриере». В ней врач-психиатр жестоко насилует свою пациентку, а та в отместку выплескивает на него соляную кислоту. В следующей пьесе два журналиста, явившиеся в дом скорби для подготовки репортажа о передовой системе излечения душевнобольных, чудом не лишились жизни, при том, что одному вырвали глаз, а другого выбросили из окна. В том же духе составлялись и последующие программы чудо-театра. Афиша изобиловала жуткими названиями спектаклей: «На могильной плите», «Час расплаты», «Смерть в объятиях», «Последний крик». Им не было числа, все об убийствах, самых что ни наесть патологически изощренных. Зрители были заинтригованы новым театральным явлением. Критики неистовствовали и отчаянно его бранили, в театре занимаются надуманным антихудожественным и чуждым для Петербурга искусством.
Театр ужасов на Литейном не был уникальным и единственным в своем роде в Европе. Он лишь подражание своего предшественника парижского театра «сильных ощущений», который возглавлял автор и режиссер всех пьес Андре де Лорд. Этот театр оказал значительное влияние на мировую сценическую культуру, и до сих пор театральные школы и курсы актерского мастерства в Москве, в Париже и в Нью-Йорке предлагают своим ученикам осваивать трюки из числа кровавых, придуманных в театре «сильных ощущений». Критик Дорошевич, однажды посетив французский вариант, поделился произведенным на него впечатлением со своими современниками: «В зале сидели не кокотки, не кутилы, не прожигатели жизни, ищущие сильных ощущений, а тихие, мирные буржуа, пришедшие пощекотать себе нервы зрелищем позора и безобразия, нервы, огрубевшие от сидения за конторкой». Но совсем иные настроения витали на исходе первого десятилетия XX века в русском обществе, так разительно ничего общего не имеющие с благодушной атмосферой “belle epoque”, царившей среди парижских обывателей. При всей искренней непосредственности, с которой театр на Литейном подражал французской театральной моде, гильотинные кошмары на сцене имели особый подтекст, пугающе прорицательный. Гипнотическое влечение к отталкивающему, ужасному, брутальному мгновенно уловили устроители кровавых зрелищ, которые завораживали самые различные слои публики, включая и интеллигенцию. Вспышка некрофильства ослепила всю тогдашнюю общественность. Публика была поглощена мазохистским созерцанием смерти во всех ее обличьях.
Но не прошло и двух с лишним месяцев с момента появления театра, как зрители пресытились. Они шли в театр за новой порцией потрясения, но, к своему разочарованию, ничего не получали. Кроме того, авторитет искусства МХТ оказывал сильнейшее влияние на отечественную театральную жизнь, и Казанский крайне быстро сориентировался в сложившейся ситуации и тут же видоизменил «физиономию театра ужасов на физиономию просто театра кратких и разнохарактерных пьес». Мелодрамы, гиньоли по прежнему остались, но дополнялись одноактными комедиями, пародиями. Программа театра существенно изменились, спектакли достигли немыслимого разнообразия, поразительной пестроты. Внутри этого жанрового хаоса, как неудивительно, произошло сцепление всех элементов, образовавших новую зрелищную панораму. Так театр буде переименован в «Мозаика», а за новой формой жанрового течения закрепится обозначение «театр миниатюр». Театр без жанр, наконец, обрел свой жанр.
